Агрессор — это ребёнок, которому сложно: психолог — о том, как устроена травля в школе

Интервью с Лией Абдрахмановой, подростковым психологом и экспертом проекта «Школа без буллинга»

Мы растём и живём с установкой о том, что в конфликте есть две стороны: агрессор и жертва. И чтобы усмирить первого, на него следует напасть в ответ. А после этого наказать его. 

Точно такой же взгляд взрослые часто распространяют и на проблему школьной травли. Но что, если травля — это не конфликт? Что, если в буллинге участвуют вовсе не две стороны? А булли — не просто злой агрессор, а нуждающийся в помощи запутавшийся ребёнок?

Мы обсудили все эти вопросы с Лией Абдрахмановой, психологом, нарративным практиком, ведущей групп для подростков, соавтором телеграм-канала «Психология подростков с Машей и Лией» и экспертом проекта «Школа без буллинга». 

В спорах о травле до сих пор звучит мнение о том, что «жертва сама провоцирует» агрессора — мол, ведёт себя так, чтобы вся её уязвимость была заметной и даже привлекательной. Расскажите, как на самом деле работает травля в школе?

Мне кажется важным проговорить вот что: в травле участвуют не только жертва и агрессор, но и свидетели. Они могут присоединяться к агрессору, а могут пассивно наблюдать за происходящим. Но так или иначе — они все участвуют в травле. Поэтому у неё не две, а три стороны: агрессор, жертва и те, кто это видит. 

Механизм травли запускается не тогда, когда кто-то ведёт себя неподобающим образом, а тогда, когда кто-то хочет возвыситься в чужих глазах, обрести более высокий статус, и делает это за счёт унижения другого человека. А возможной травлю делает третья сторона — те, кто наблюдают. 

То есть если в детском коллективе, классе, есть ребёнок, который хочет стать лидером, то буллинг в школе возникнет в любом случае?

Иерархия в группе — это нормально. Ненормальной она становится именно тогда, когда лидер унижает другого человека. Например, начинает грубо шутить над одноклассником, а эти шутки подхватывают и наблюдатели — таким образом, они показывают лидеру, что находятся на его стороне. Но даже если свидетели не вмешиваются, они всё равно поддерживают именно агрессора: дают понять, что жертву можно унижать и обижать. Это делается не всегда осознанно и не всегда проговаривается вслух, но это буквально поддерживает буллинг. 

Чем опасен миф о том, что жертва травли в школе может сама провоцировать агрессора?

Этот миф не только очень популярный, он ещё и опасный. Потому что перекладывает ответственность с агрессора на жертву и оправдывает его. А это неправильно, ведь ребёнок не виноват в том, что стал жертвой. Более того, он не в силах сам это изменить — ему нужна помощь взрослых. 

Жертва, её поведение, качества и поступки никак не влияют на решение булли начать травлю — пострадавшая сторона в ней не виновата. Простой пример: если ребёнка буллят за внешний вид в одной школе, а после перевода в другую — не буллят, то это говорит только о том, что жертва на самом деле выбирается случайно. 

Сами дети и подростки практически никогда не могут справиться с травлей. 

То есть в ситуации буллинга в школе страдают все — и жертва, и агрессор, и свидетели. Почему так и чем последствия отличаются для каждой роли?

Это действительно так. 

Для жертвы это риски развития тревожного и депрессивного расстройства, потому что травля это длительный стресс. Возникают трудности с доверием, страдает самооценка, а на фоне высокой самокритики могут развиться психосоматические состояния и самоповреждение. 

Свидетели часто молчат, потому что сами боятся стать жертвами. Они испытывают страх, а он может стать причиной внутреннего конфликта: с одной стороны, хочется помочь жертве, а с другой — эта перспектива пугает. Это может рождать повышенную тревожность, снижать эмпатию (потому что создаётся ощущение, что чужая боль это нормально). Жить с внутренним конфликтом очень тяжело. 

Поэтому важно работать со всеми участниками травли — как отдельно, так и в группе. Повторюсь: травля это проблема группы, которая решается при помощи поддержки взрослых и построения альтернативных вариантов коммуникации.

Что способствует распространению и поддержанию травли в школе?

Прежде всего это стыд, который возникает у ребёнка, которого буллят: ему стыдно, что он сам не справляется, стыдно, что он оказался в такой ситуации. А второе — это изоляция: как у жертвы, так и у наблюдателей. 

Ребёнок, которого травят, испытывает большие трудности, его самооценка ухудшается, а это в свою очередь снижает вероятность того, что он обратится за помощью.

Какие первые три шага должен сделать ребёнок, пострадавший от буллинга в школе? Как и где искать помощь?

Самое важное — это назвать происходящее. Потому что пока что-то не названо, то непонятно, что происходит. Нужно проговорить: это травля, а не подшучивание и не безобидные приколы. 

Дальше нужно перевести проблему в задачу. Например, есть проблема — травля в школе. Это значит, что решить её можно, научившись что-то делать: держаться рядом с теми, кто поддерживает, искать и находить помощь. Почему это важно? Потому что это позволяет отойти от восприятия себя как жертвы и приблизиться к картине будущего, в котором у ребёнка появляется новый навык. 

Второй шаг — понять, что агрессия не вина жертвы, а проблема группы. Здесь помогает подход, в котором я работаю, — нарративная практика, потому что она учит отделять человека от проблемы. И с помощью неё можно понять, что проблемы не во мне, а в самой травле, в этом процессе. На психологическом языке это называется экстернализировать проблему, то есть вынести её за пределы себя. Это поможет посмотреть на травлю как на некоего персонажа, который ведёт себя определённым способом, и научиться ей противостоять. 

Третий шаг — это найти союзников и поддерживающих людей, или хотя бы не оставаться одному. Шаг минимум — это хотя бы один свой человек, это может быть какой-то друг, это может быть одноклассник, который не участвуют в травле. Если такого в классе нет, и это запущенный процесс, то может помочь поддержка любого другого ровесника вне школы, может быть, в каком-то кружке, может быть, это кто-то, с кем подросток играет в игры онлайн. Ведь если мы обращаемся к кому-то за помощью, ощущение беспомощности и одиночества снижается. Есть такая идея, что проблема становится меньше — когда её можно поделить на двух людей. 

Помимо союзников-ровесников это могут быть союзники-взрослые: учителя и родные. Если реакции нет, то можно расширять круг и, например, звонить по телефону доверия, писать в чаты поддержки, то есть обращаться к анонимной помощи. 

Было сказано про три шага, но мне кажется важно сказать ещё кое-что. Нужно замечать маленькие изменения и свои маленькие шаги. Например: я сегодня подошёл к другу на кружке и сказал, что мне нужна твоя поддержка, или я сегодня смог не поверить обидному слову, которое при мне сказали, или, например, сегодня я написала в дневник, как мне пытались испортить настроение, но я смогла дать отпор.

Всё это может укреплять уверенность, потому что подросток начинает замечать свою силу. То есть развивается вторая линия событий — действия, которые ребёнок делает в ответ. И вот он уже не жертва травли, а человек, у которого есть силы и навыки справляться. 

А что, если ни учителя, ни даже родители не вмешиваются в конфликт и говорят что-то типа «сами разбирайтесь» или «дай ему сдачи»?

У детей часто заложено, что когда человек что-то делает не так, не справляется с чем-то, его нужно наказать, ответить ему агрессией, поставить его на место. Это укладывается в идею языка силы. 

Многие родители современных подростков сами выросли в такой среде, в таких обстоятельствах, в которых вот такой язык силы был понятным, уместным, распространённым, а часто и единственно возможным. Поэтому сказать «дай сдачи!» — это желание выступить с позиции силы. Так как не ответить агрессией на агрессию часто считается проявлением слабости.

Моя позиция такая: если ребёнку не удалось получить поддержку от учителей или родителей, сдаваться не нужно — нужно искать её дальше всеми доступными способами. Если и это не удаётся, важно фиксировать факты травли: делать скрины, фото, чтобы у ребёнка были доказательства того, что он пострадал. Чтобы это помогло ему привлечь внимание к проблеме. 

Сдача — это не выход?

Ответить агрессией, подраться — это не выход. Потому что при таком способе разобраться не решается сама причина буллинга, ведь это не конфликт двух людей, а системная проблема, касающаяся всей группы — и наблюдателей, и учителей, и родителей. Более того, не помогут и сарказм, ирония или какие-нибудь ехидные замечания, потому что это тоже агрессия, пусть и пассивная. 

И мы с ними проводили эксперимент, в рамках которого мы в безопасной обстановке отрабатывали разные реакции на триггерную — то есть выводящую из равновесия — фразу. И вот когда мы исследовали агрессивную реакцию в ответ, все заметили, что она не останавливает того, кто эту фразу бросил, а лишь распаляет его и вызывает у него желание ещё больше навредить. Поэтому агрессивный ответ в сторону булли практически всегда только усугубляет ситуацию и усиливает травлю. Потому что наблюдатели, видя, что жертва восстаёт против агрессора, могут начать оказывать поддержку именно ему.

А если взрослые увидят, что жертва даёт сдачи, это не поможет привлечь их внимание к проблеме?

Не поможет, потому что булли часто травят так, что это незаметно взрослым, а вот агрессивный ответ жертвы может как раз привлечь внимание. И взрослые вполне могут счесть, что виноват вовсе не агрессор, а тот, кто бьёт его или кричит на него. 

Это выведет травлю на ещё более жестокий уровень, а состояние жертвы ухудшится: подросток может начать думать, что он неправильно видит ситуацию, в которой оказался, что на самом деле это с ним что-то не так, а значит, ещё сильнее стыдиться и закрываться. Это всё приводит к ощущению одиночества, беспомощности и изоляции. В самых неблагоприятных сценариях возникают суицидальные мысли и происходят эпизоды самоповреждения. 

В обсуждении травли мы много говорим о помощи пострадавшим, а что с самими булли? Им помощь нужна?

Это мой любимый вопрос, я рада, что вы его задали. 

Подростков, которые буллят других, часто считают плохими и злыми людьми, которые никогда не исправятся. Даже я так когда-то думала. Но благодаря работе в фонде «Шалаш» я поняла, что нет плохих детей и трудных подростков — есть подростки, которым трудно. И этот слоган постепенно проник внутрь моей личности — так глубоко, что я даже хочу сделать себе татуировку с этой фразой.

Агрессия это не постоянное качество подростка: важно понимать, что человек и его поступки отделимы друг от друга, а значит, булли со временем может начать совершать другие действия, отличные от травли. 

При этом это не значит, что мы оправдываем поведение агрессора, это значит, что мы замечаем, что его поведение недопустимо и помогаем ему увидеть именно это, а не то, что он плохой. Когда это разделение поступков и человека есть, это позволяет подросткам выбирать другие способы поведения, а не опираться на идею о том, что ну вот он такой плохой, значит, уже ничего не исправить. Это даёт ощущение надежды.

Булли нужна психологическая поддержка — особенно в части определения эмоций, которые он испытывает. Нужно помочь ему найти способы выражать злость и агрессию иначе. Булли испытывает потребность заявить о себе, проявить власть, а это значит, что ему можно предложить роль положительного лидера, привлечь его к обсуждению того, как можно и как нельзя вести себя с другими людьми в классе. Это, кстати, помогает снять с него ярлык того, кто ассоциируется только с агрессией. 

Для психолога в работе с агрессором важно не оценивать, а сочувствовать ему, видеть за его поведением неудовлетворённые потребности. Не все специалисты это могут и не все работают с агрессорами, но это не значит, что нет тех, кто может им помочь. 

Что делать родителям, если они узнали, что их ребёнок в школе травит другого?

Узнать такое очень тяжело, и первой реакцией может быть шок, стыд, замирание или агрессия. Это нормально — мы все люди, и проходить через такое правда непросто. Важно то, что родители будут делать после этого.

Моя рекомендация — входить в контакт с подростком из намерения увидеть трудности, которые он испытывает. Руководствоваться принципом, о котором я говорила выше: нет трудных подростков, есть подростки, которым трудно. 

Поэтому первое — выдохнуть, дать себе время справиться с эмоциями и не набрасываться на подростка, потому что это только усилит его желание защищаться. 

Второе — собрать факты из разных источников: учителя, другие родители. 

Третье — поговорить со своим ребёнком не в формате допроса. Важно услышать, как он видит события, потому что бывает такое, что дети не всегда осознают, что их действия — это травля. Тут помогут вопросы, которые направлены на понимание чувств другого человека: «Как думаешь, что он чувствовал? Ты бы хотел, чтобы с тобой поступили так же?». Да, это может вызвать сопротивление — это нормально. Но у всех нас есть воображение и мы правда можем предположить, каково было другой стороне. 

Четвёртый пункт — назвать вещи своими именами.

Чего лучше не делать, если взрослые узнали о буллинге детей в школе? 

Прежде всего: не думать, что дети сами разберутся. Травля — это не то, в чём дети разбираются сами. Нужны поддерживающие взрослые и новые правила в классе. 

Не обвинять в ответ. Хотя это понятная реакция — любой родитель хочет защитить своего ребёнка. Но ваша задача не подтвердить правоту булли, а дать ему альтернативные решения, показать, что можно по-другому, научить нести ответственность за последствия, выражать эмоции, выбирать другие способы выражения злости. 

И третье, что я не советую делать, — это наказывать. Потому что наказание вызывает только больше злости.

Что же тогда делать? С чего начать и куда бежать?

Для начала связаться со школой — с классным руководителем, школьным психологом, не замалчивать проблему, вместе искать решения. Но если школа не помогает (так бывает — не у всех учителей достаточно знаний о травле или ресурса их получить), можно искать альтернативные варианты и обращаться к психологу «на стороне». 

Я как подростковый психолог могу помогать детям, которые травят других. И не только им, но и их родителям. Например, помочь увидеть, что за травлей стоит низкая самооценка подростка, дефицит навыков общения или тревожность. И обычно работа с семьей помогает, потому что мы можем вместе посмотреть на то, как она устроена, как в ней распределены границы, нет ли жестокости, и если есть, как это исправить. Потому что порой родители используют жёсткие формы воспитания, так как не знают альтернативных. 

Почему помощь психолога часто нужна не только ребёнку — пострадавшему или агрессору — но и родителю? И может быть, даже родителю в первую очередь?

Если отвечать коротко, то потому, что подросток — это не отдельный взрослый человек, он живёт в семье. И от того, как всё устроено в семье, зависит и поведение подростка. А работа с семьей помогает изменить всю систему отношений. 

Когда взрослый только узнает о ситуации травли, он может быть захвачен эмоциями, они могут искажать картину происходящего, поэтому чтобы в них разобраться, вывалить их на кого-то, стоит обратиться к психологу. 

Бывает, что родитель настолько эмоционально истощён, что не может дать поддержку подростку. Значит, ему самому нужна помощь и поддержка, чтобы он мог восстановиться. 

Часто в семьях есть жёсткие установки, вроде: «Мальчики не плачут». И если психолог работает только с подростком, меняя его восприятие и поведение, это может не сработать, потому что внутри семьи они не изменятся. 

А иногда родители просто не знают, что делать: говорят, мол, разбирайтесь сами или дай сдачи, или винят ребёнка-жертву. Тут психолог может подсказать, как стоит поступить — когда дать подростку поддержку, а когда он может справляться сам, когда стоит подключить учителей, а когда забрать из школы. 

Как вы видите миссию проекта «Школа без буллинга»?

Мне очень хочется жить в мире, в котором нет насилия — или его хотя бы меньше, чем мы привыкли. Особенно меня волнует тема эмоционального насилия, потому что часто оно остается незаметным и незамеченным.

Несмотря на то, что общество развивается и мы больше узнаем о психологии, границах, знакомимся с новыми терминами и понятиями, вокруг всё равно очень высокий уровень насилия — и от этого мне больно и горько. 

Мне кажется, эта часть работы с буллингом часто упускается, и я как психолог очень рада, что в «Школе» я тоже могу показать, — в том числе взрослым, которые советуют «дать сдачи» или «ударить побольнее» — как делать по-другому. Ведь часто люди, которые оправдывают травлю или даже поддерживают её, они не плохие, у них просто недостает навыков и умений как-то с этим разбираться.

Проговорю, что это не оправдание, но важно понимать, что если мы будем только осуждать, а не помогать находить пути выхода, мы не сдвинемся с места и не справимся с проблемой насилия. 

А как вы формулируете лично свою миссию в проекте?

Я здесь, чтобы помогать разным людям. Жертвам — развивать навыки самозащиты, замечания своих сильных сторон, критически относиться к своим мыслям о себе. Булли — по-другому закрывать потребности, замечать, чего им на самом деле хочется, искать альтернативные пути, чтобы получить авторитет. Свидетелям — учиться замечать свои ценности и проговаривать их. А родителям — находить точки соприкосновения с подростком, с какой бы стороны травли он ни оказался. 

Моя позиция — видеть в людях, участвующих в травле, тех, кто не обладает нужными знаниями, и помогать им их обрести, а не наклеивать на них ярлыки агрессора или жертвы. Потому что увидеть человека, а не ярлык — очень важная задача. Это виденье мне очень помогает и вдохновляет меня. 

Такой подход не поддерживает идею о том, что кто сильный, у того и власть. Он не говорит о том, что есть победители и проигравшие, те, кто прав и кто виноват. Он позволяет разговаривать по-человечески, не с позиции того, что кто-то из нас супер, а кто-то нет. Так мы можем увидеть потребности сторон и достичь договорённостей, в которых выиграют все. 

В этом мы созвучны с «Школой без буллинга».

В оформлении материала использованы изображения с сайта Freepik. Коллаж Александра Сербиненко